При упоминании посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) мы обычно представляем военных, вернувшихся из горячих точек, хотя на самом деле ПТСР встречается не только у них. Актуальную статистику найти трудно, поскольку ПТСР активно не изучается, но согласно исследованию ВОЗ в 2012 году от этого расстройства страдали 3,6% населения Земли. Абьюзивные отношения, автомобильная катастрофа, трудные роды, семейное насилие — расстройство встречается у людей, которые сталкивались с разным травматическим опытом. Оказавшись один на один с симптомами, они могут годами откладывать посещение специалиста, списывать всё на усталость и лечиться по ложным диагнозам. Самиздат выяснил, как устроено посттравматическое расстройство, кто ему подвержен и как с ним бороться.
ПТСР — это психическое расстройство, развивающееся у человека вследствие тяжёлого травматического события, справиться с которым психика не в состоянии. В разговорной речи его часто называют вьетнамским или афганским синдромом, поскольку изначально основой для исследований болезни становились травмы, полученные в ходе военных действий. Однако ПТСР может развиваться и из-за других различных стрессовых ситуаций: катастроф, пыток, насилия, тяжёлых заболеваний, потери близкого человека.
«До начала лечения у меня были постоянные флешбэки, будто я всё ещё в роддоме со схватками. Я постоянно прокручивала в голове, что нужно было сделать, как можно было спастись, и при этом всегда чувствовала отчаяние и интенсивный страх от того, что это может повториться», — вспоминает Инга.
«Когда я защищала свою первую работу о ПТСР в Высшей школе экономики, в комиссии меня спросили, почему я на кафедре психологии личности, ведь ПТСР относится к экстремальной психологии, — рассказывает Виктория Пархаева, практикующий психолог и специалист по работе с утратой. — Но это не совсем так. Я рассматривала причины, проявления и переживание ПТСР, работала с людьми, к которым приходило ПТСР после утраты их близких. А такие ситуации нельзя относить только к экстремальным вроде войн и катастроф: это вполне психология личности. Люди могут переживать ПТСР не только при массовых потерях, но и при индивидуальных».
«Люди часто думают, что ПТСР — это война и флешбэки. Но на самом деле это не совсем правда. Если в жизни хоть раз был реальный риск скопытиться — есть шанс получить ПТСР, — рассказывает Настасья Зверева, которая борется с ПТСР уже два года. — В моём случае к диагнозу привело не одно событие, а целая цепочка. В детстве были проблемы с отцом, он нездоров, несколько раз лежал в клинике, но лечиться не хотел, поэтому диагноза нормально ему никто не ставил».
«В юности у меня была нехорошая компания, — продолжает она. — Я влюбилась в мужчину старше себя, и всё закончилось тем, что он меня изнасиловал. Я даже ничего не помню толком, только какой-то шум в голове — и всё. Об этой травме не узнал никто, я просто не могла рассказать. Впервые заговорила об этом только в 26 лет».
«Мне часто снится, что у меня останавливается сердце. А по утрам иногда трудно понять, дома я или нет. У меня над кроватью висит бумажка — такая своеобразная инструкция для входа в реальность. Я читаю о том, что всё в порядке, что боль — это не навсегда, что нужно держать себя в руках, и как-то прихожу в себя».
«Ещё мне бывает непросто справиться с эмоциями. До начала приёма лекарств я не плакала лет десять, а сейчас реву из-за всего, — описывает изменения девушка. — Помню, мы как-то с друзьями поехали на пляж, погулять, и для меня вокруг было столько эмоций и впечатлений, что я просто отрубилась, добудиться не могли никак».
«Представьте виниловую пластинку. Если на ней есть глубокая царапина, то при проигрывании она будет постоянно заедать, — объясняет терапевт EMDR Надежда Градовская. — Точно так же на человека с ПТСР действует непроработанная травма: в его жизнь постоянно вторгаются чувства, телесные ощущения и воспоминании о каком-то событии. В памяти образуется изолированная сеть нейронов, своеобразный очаг, который начинает жить своей жизнью, и любая ассоциация, которая затрагивает этот очаг, вызывает реакцию. Например, человек не может находиться в том месте, где произошло травмирующее событие, он может остро реагировать на людей, которые напоминают ему об этом опыте.
«Отличие от разговорной терапии в том, что мы быстрее можем пройти через болезненный опыт, не потонув в нём. В отличие от „разговорных жанров“, EMDR называют „ускоренной“ переработкой травмы. Конечно, имеет значение то, с какой мишенью мы работаем. Если ПТСР вызван шоковой травмой, например автокатастрофой, то терапия может занять порядка пяти сеансов — это средний показатель. Если мы имеем дело с ПТСР, вызванным более длительным и тяжёлым стрессом, например участием в войне или продолжительным насилием, то терапия может занять и годы», — поясняет Надежда.
«Мне очень хорошо знакомы все эти чувства, — подтверждает Сергей. — Из книги американского психотерапевта Пита Уолкера „CPTSD: From surviving to thriving“ я как раз и узнал, что это расстройство может развиваться у людей, выросших в эмоционально незрелых семьях. Мне очень помогло знание языка, всю информацию об этом диагнозе я находил в иностранных источниках. Там же я узнал, что следствием К-ПТСР могут быть и другие расстройства личности, в том числе и биполярное расстройство».